Мне кажется, фраза "Соколовский, ты маньяк" была использована во всех фанфах. Разве что кроме того, где он правда был маньяком.
Автор: Stigm@ta
Пейринг: БиС
Жанр: angst? сопли
Размер: мини
Рейтинг: почти нет
читать дальшеЕсли бы кто-нибудь спросил у Димы, счастлив ли он, он ответил бы: «Да. Счастлив». Не двадцать четыре часа в сутки, но приблизительно треть дня, может, чуть меньше. Он счастлив на репетициях, потому что он любит этих людей, он чувствует, что они друг другу родные. Он счастлив на «Маленькой Луне», потому что он любит этих детей, а они любят и боготворят его. Он счастлив на всех студиях, на которых ему доводится бывать, потому что он популярен, он желаем, его покажут. Он счастлив в театре настолько, насколько может быть счастлив человек, реализующий себя в любимом деле. Он добивается того, чего хочет. Его мечты осуществляются всегда, это его правило, его девиз.
Кроме одного исключения. Которое подтверждает правило, но от этого не становится менее горьким.
Первый раз он не сбывается, когда они лежат вместе пять лет назад в одной постели. Они только что первый раз переспали, и это должно было быть красиво и очень нежно. Но Влад скатывается с кровати и идёт в душ, один. Он грузно шлёпает по полу и громко хлопает дверью в ванную, и этот звук подобен ощущению, когда случайно загоняешь иголку под ноготь. Через пять минут Соколовский выходит из душа, плюхается обратно в постель, прижимает Диму к себе и засыпает, тихонько посапывая. И этот звук тоже неприятен. Тело Влада пахнет невероятно, но он холодный и чуть-чуть скользкий после душа. Невероятно двойственные ощущения. Тогда они терялись на фоне эйфории влюблённого сознания, но позже Дима всегда возвращался к ним, к этому послевкусию, которое всё портило. Есть такие маленькие загвоздки, к которым память прибегает всегда неожиданно, и тогда тебе почему-то становится стыдно, неловко или в глазах начинает колко и зло щипать.
Второй раз он не сбывается, когда начинает встречаться с Дашей. Даша хорошенькая и глупенькая, и непонятно, чего не хватало Владу, потому что он раз в неделю сбегал к Диме и трахал его жёстко, вызывая у кровати болезненные скрипы израненного каркаса. А иногда он был нежен до боли, неправильно нежен и очень красив. А каждый раз, когда Бикбаев пытался поговорить, Влад отводил детские глаза и уходил, в себя или в дверь. Дима был почти счастлив, но «почти» не пускало его дальше совместных вечеров.
Третий раз он не сбылся, когда не стал удерживать Диму. Влад плакал, пил и бил кулаками стены и, кажется, каких-то людей. Но не сказал ни слова. Всё бежало вниз по наклонной, стремительно рушилось, как в плохих романах, и порой Диме хотелось с силой потереть лицо, чтобы снять, содрать липкое, вязкое наваждение. Казалось, вот вчера, протяни руку и ощути, как они дурачились вместе, смеялись как безумные, доводили всех вокруг своими выходками. А потом словно кто-то щёлкнул пальцами, и эта магия растворилась в воздухе, молчание стало натянутым, смех – ещё более натянутым, а потом и вовсе исчез. Общие темы уходили, словно песок сквозь пальцы, волосы были обрезаны, и какая-то невесомая, еле тлеющая искра была утеряна.
Он не сбывался снова, когда оставался на ночь вместо того, чтобы уйти, а лучше вообще не приходить. Он не сбылся, когда не смог его забыть, хотя Дима правда мечтал об этом. Раны постепенно затягивались, сердце открывалось навстречу людям, смех был чистый и искренний. Порознь было комфортнее, чем вместе, и Дима сам удивлялся, почему был так зациклен на этой своей дурацкой мечте.
Последний раз он не сбылся, когда приехал смотреть Димину новую дачу. Бикбаев не понимал сам, о чём именно мечтал – остаться наедине или напрудить в дом столько народу, чтобы им вообще невозможно было дотронуться друг до друга. Но дом был тихий и пустынный, мебель новая, а неловкость старая. На мгновения казалось, что улыбка Влада прежняя, что неуверенные, понятные только им двоим шутки наполняли дачу светом и даже будто тихой музыкой.
Бикбаев сел на свой любимый подоконник и склонив голову наблюдал за восторженным Соколовским, который в силу неисчерпаемого любопытства и ослиного желания засунуть свой нос всюду, куда его возможно было бы поместить, с горящими глазами ощупывал стены и неработающий пока камин. Дима словно смотрел на них сверху и поражался сам себе – Влад всего в трёх метрах, а он сохраняет спокойствие и трезвый, здравый рассудок. Не борется с желанием раздеть его или поколотить. Кажется, он так никогда и не сбудется.
Правда, такие благие чувства обуревали его до тех пор, пока Соколовский не приблизился достаточно близко. И не ткнулся лбом Диме в плечо. И не повернул голову, обдав оголённую шею тёплым, чуть влажным дыханием. Что-то в очередной раз треснуло внутри, заклокотало и едва не выплеснулось наружу. А Соколовский вспомнил, как Боря называл Бикбаева «Димка» и руки непроизвольно сжались вокруг его талии.
Первый поцелуй после долгой разлуки – это медленная агония, когда сердце бьётся в горле, ладони потеют, а колени дрожат будто на ветру. Когда спина холодеет от мурашек, когда хочется обнять, а боишься. Дима обхватывает ладонями его лицо, слегка раздавшееся со всех прошлых разов, и смотрит, и это длится почти вечность. Щёки Влада тёплые и чуть колючие, подглазники немного глубже, чем обычно. Наверное, гулял ночью и не выспался, вон и веки опухли. А глаза такие же, как раньше, даже ещё светлее, то ли от белых стен нового дома, то ли от снега за окном, то ли Бикбаев слишком давно не видел их так близко.
- Ты моё несбыточное, Влад.
Пейринг: БиС
Жанр: angst? сопли
Размер: мини
Рейтинг: почти нет
читать дальшеЕсли бы кто-нибудь спросил у Димы, счастлив ли он, он ответил бы: «Да. Счастлив». Не двадцать четыре часа в сутки, но приблизительно треть дня, может, чуть меньше. Он счастлив на репетициях, потому что он любит этих людей, он чувствует, что они друг другу родные. Он счастлив на «Маленькой Луне», потому что он любит этих детей, а они любят и боготворят его. Он счастлив на всех студиях, на которых ему доводится бывать, потому что он популярен, он желаем, его покажут. Он счастлив в театре настолько, насколько может быть счастлив человек, реализующий себя в любимом деле. Он добивается того, чего хочет. Его мечты осуществляются всегда, это его правило, его девиз.
Кроме одного исключения. Которое подтверждает правило, но от этого не становится менее горьким.
Первый раз он не сбывается, когда они лежат вместе пять лет назад в одной постели. Они только что первый раз переспали, и это должно было быть красиво и очень нежно. Но Влад скатывается с кровати и идёт в душ, один. Он грузно шлёпает по полу и громко хлопает дверью в ванную, и этот звук подобен ощущению, когда случайно загоняешь иголку под ноготь. Через пять минут Соколовский выходит из душа, плюхается обратно в постель, прижимает Диму к себе и засыпает, тихонько посапывая. И этот звук тоже неприятен. Тело Влада пахнет невероятно, но он холодный и чуть-чуть скользкий после душа. Невероятно двойственные ощущения. Тогда они терялись на фоне эйфории влюблённого сознания, но позже Дима всегда возвращался к ним, к этому послевкусию, которое всё портило. Есть такие маленькие загвоздки, к которым память прибегает всегда неожиданно, и тогда тебе почему-то становится стыдно, неловко или в глазах начинает колко и зло щипать.
Второй раз он не сбывается, когда начинает встречаться с Дашей. Даша хорошенькая и глупенькая, и непонятно, чего не хватало Владу, потому что он раз в неделю сбегал к Диме и трахал его жёстко, вызывая у кровати болезненные скрипы израненного каркаса. А иногда он был нежен до боли, неправильно нежен и очень красив. А каждый раз, когда Бикбаев пытался поговорить, Влад отводил детские глаза и уходил, в себя или в дверь. Дима был почти счастлив, но «почти» не пускало его дальше совместных вечеров.
Третий раз он не сбылся, когда не стал удерживать Диму. Влад плакал, пил и бил кулаками стены и, кажется, каких-то людей. Но не сказал ни слова. Всё бежало вниз по наклонной, стремительно рушилось, как в плохих романах, и порой Диме хотелось с силой потереть лицо, чтобы снять, содрать липкое, вязкое наваждение. Казалось, вот вчера, протяни руку и ощути, как они дурачились вместе, смеялись как безумные, доводили всех вокруг своими выходками. А потом словно кто-то щёлкнул пальцами, и эта магия растворилась в воздухе, молчание стало натянутым, смех – ещё более натянутым, а потом и вовсе исчез. Общие темы уходили, словно песок сквозь пальцы, волосы были обрезаны, и какая-то невесомая, еле тлеющая искра была утеряна.
Он не сбывался снова, когда оставался на ночь вместо того, чтобы уйти, а лучше вообще не приходить. Он не сбылся, когда не смог его забыть, хотя Дима правда мечтал об этом. Раны постепенно затягивались, сердце открывалось навстречу людям, смех был чистый и искренний. Порознь было комфортнее, чем вместе, и Дима сам удивлялся, почему был так зациклен на этой своей дурацкой мечте.
Последний раз он не сбылся, когда приехал смотреть Димину новую дачу. Бикбаев не понимал сам, о чём именно мечтал – остаться наедине или напрудить в дом столько народу, чтобы им вообще невозможно было дотронуться друг до друга. Но дом был тихий и пустынный, мебель новая, а неловкость старая. На мгновения казалось, что улыбка Влада прежняя, что неуверенные, понятные только им двоим шутки наполняли дачу светом и даже будто тихой музыкой.
Бикбаев сел на свой любимый подоконник и склонив голову наблюдал за восторженным Соколовским, который в силу неисчерпаемого любопытства и ослиного желания засунуть свой нос всюду, куда его возможно было бы поместить, с горящими глазами ощупывал стены и неработающий пока камин. Дима словно смотрел на них сверху и поражался сам себе – Влад всего в трёх метрах, а он сохраняет спокойствие и трезвый, здравый рассудок. Не борется с желанием раздеть его или поколотить. Кажется, он так никогда и не сбудется.
Правда, такие благие чувства обуревали его до тех пор, пока Соколовский не приблизился достаточно близко. И не ткнулся лбом Диме в плечо. И не повернул голову, обдав оголённую шею тёплым, чуть влажным дыханием. Что-то в очередной раз треснуло внутри, заклокотало и едва не выплеснулось наружу. А Соколовский вспомнил, как Боря называл Бикбаева «Димка» и руки непроизвольно сжались вокруг его талии.
Первый поцелуй после долгой разлуки – это медленная агония, когда сердце бьётся в горле, ладони потеют, а колени дрожат будто на ветру. Когда спина холодеет от мурашек, когда хочется обнять, а боишься. Дима обхватывает ладонями его лицо, слегка раздавшееся со всех прошлых разов, и смотрит, и это длится почти вечность. Щёки Влада тёплые и чуть колючие, подглазники немного глубже, чем обычно. Наверное, гулял ночью и не выспался, вон и веки опухли. А глаза такие же, как раньше, даже ещё светлее, то ли от белых стен нового дома, то ли от снега за окном, то ли Бикбаев слишком давно не видел их так близко.
- Ты моё несбыточное, Влад.
-
-
03.12.2013 в 01:50Ангст, но конец дает надежду, несмотря ни на что)
-
-
12.01.2014 в 17:25